«Так, сказал бедняк,
Денег нет, а выпить хочется».
Присказка из моего детства, той его части, что прошла у дедушки с бабушкой в деревне Брыньково под Рузой. Так говорил Валерка Тихомиров, наш сосед и мой ровесник, начиная любую беседу. Ещё я дружил с Шуриком Грибковым и его младшей сестрой Ленкой. Их мама была хорошей портнихой, и Ленка была одета вполне необычно – в светлое платье и соломенную круглую шляпу с розочками.
У Тихомировых часто бывали гулянки, шумные, но мирные. Дядя Толя играл на баяне, гости пели и плясали. Мы с Валеркой сидели у нас и подслушивали. Слова доносились неотчетливо.
«Вчера Ганина пела – если девки не дают, ты у кошек попроси», - рассказывала Ленка, которая почему-то всегда допускалась на праздники.
У маленькой Ленки в голове было неисчерпаемое множество отрывков. Научился ли я у нее такой памяти, или она, память, была у меня так же устроена, и подходила мне?
«Дедка и бабка сидели на доске. Доска подломилась, бабка провалилась. А куда дедка делся? А он в доску вперделся». Это тоже «из Ленки».
По реке Рузе плыли на самодельном плоту взрослые ребята и горланили песню на мотив «Тамбу-ламбу, всех на дно» из «Человека-амфибии».
«Там под стогом сена решается проблема
Кому - возить - навоз!»
Наверно, это был хулиганистый протест против колхозной жизни и насаждаемого к ней теплого отношения в талантливых черно-белых фильмах… такого в 60-е было очень много.
Подростками лет 14-15 мы с Валеркой и Шуриком начали заниматься гирями. Я первым научился толкать, а потом выжимать двухпудовик. Шурик Грибков на тот момент мог только толкнуть гирю. Встретил его в 75 году (несколько лет в деревню не ездил… студенческие времена, летние практики…), когда Шурик только вернулся из армии. Я шел из Рузы, он – навстречу. Грибков стал здоровенным коренастым парнем. Его рукопожатие встряхнуло меня и мост через Рузу. Я вырос в тренированного парня, Шурик - в силача.
Валерка работал водителем, переехал в многоэтажку в соседнем Сытьково. Шурик, говорят, спился. Про Ленку ничего не знаю.
Вчера помыл машину, впервые с сентября прошлого года. Обнажились известные и неизвестные мне шрамы – царапины, мелкие вмятины, следы зеленой краски на заднем бампере. Вы скажете, что я скверно за ней ухаживаю. Читатель, видит Бог, это не совсем так. Да, мне лень стоять в очереди на мойку зимой, нет ничего более тоскливого. Фары и стекла проще всего протирать сухой тряпкой – лучше вафельным хлопковым полотенцем. Однако техническое обслуживание исправно делаю у Сергея, известного как Че Гевара, каждые 10 тысяч км. На приборной панели года три назад зажегся значок «подушка безопасности»… заклеил его лентой, чтобы не беспокоил взгляд. Если не горят какие-то второстепенные лампочки, не обращаю внимания и так и езжу до следующей поездки в гараж. Как говорил автослесарь Юра Ломовцев про подсветку номерного знака, «этот свет нужен не тебе, а другим».
Я вожу на машине дрова, воду и мешки с садовым мусором, не боясь запачкать обшивку. Чищу пылесосом не чаще раза в год, под настроение теплого дня.
Почему же исчезло трепетное отношение к автомобилю, и не менее внимательное отношение к брюкам, пиджакам и ботинкам? Наверное, укрепилось впечатление, что многие вещи меня переживут и наследникам никак не пригодятся.
Это никак не отменяет радости от жизни и составляющих её деталей.