Почти весь февраль был холодный и тёмный. И вдруг, примерно в середине, случился особый день. Показался свет. Стало почти тепло, на асфальте появились пятна воды, ещё не ручьи, но обещание таяния… Пошел пешком от МГУ к маме на Ломоносовский. Это было в самую точку, сменить дорогу и устройство дня, бросить машину. По дороге всё оказалось другим. Навстречу шли люди с интересными лицами. Раньше, в 60-е, говорящая на ходу женщина была непременно сумасшедшей, из тех, что надолго запоминаются в детстве. И теперь мне встречались говорящие прохожие. Первое впечатление: безумны… Но тут же замечаешь гарнитуру мобильника. Она разговаривает с кем-то реальным. Женщина смотрит прямо перед собой, не под ноги, взгляд сразу и внимателен, и расфокусирован. У аптеки увидел высокий куст рябины, на котором сидели толстые маленькие птички и попеременно чирикали, ни разу не совпадая и не сбиваясь. Ожившая партитура. Светило солнце. Перебив Хозяйственный проезд (он идёт за чугунной оградой университета параллельно Ломоносовскому проспекту), я пошел через Вернадского солнечной стороной. Замечательная прогулка, обед и разговоры!
Перечитал «Праздник, который всегда с тобой». Мне подарил его Феликс Розенталь, один из переводчиков романа. Мы встретились на его 80-летии в маленьком кафе на Селезневке. Я теперь всё чаще дружу (или приятельствую) с людьми поколения моих родителей. Феликс необыкновенно остроумный и тонкий собеседник. Он рассказывал, что в 67-м году работал в русской редакции «Таймс» в Москве и получил с оказией только что вышедший «Праздник». Они с Бруком и Петровым мечтали первыми сделать русский перевод, и так и вышло. Прекрасная работа. Через много лет снова читать этот простой и ясный текст было ярким впечатлением. В том же томике впервые прочёл «Прощай, оружие» (раньше – разминулись). Есть сложные книги, читая которые, постоянно перескакиваешь в начало страницы, абзаца, строки, чтобы уследить, угадать… и часто ничего потом не можешь вспомнить. Даже невысказываемое словами впечатление остается каким-то размытым. У Хэмингуэя всё прямо, даже элементарно, но сколько мыслей и картинок остается в голове. Столько, сколько их там никогда не было…
Ещё один необычайный человек, ровесник и знакомый Феликса, московский архитектор Владимир Александрович Резвин. Беседы с ним драгоценны. Помню, однажды мы проезжали в автобусе (ехали с кладбища… ну, это неважно) по набережной (Кадашевской?), и он показал мне дом на другой стороне реки.
– Вот это знаменитый Kriegskommissariat, где служил отец Пушкина, Сергей Львович.
Под новый год мы собрались в редакции «Семи дней». Там был и Владимир Александрович. У нас здесь общие приятели. Ему страшно понравилось, как мы играли блюз. Он спросил, где мы выступаем. Дескать, непременно приду с внуками. Я пригласил его на ближайший концерт De Blues Spinners в Би Би Кинг. Что самое удивительное, Резвин пришёл! Сидел с чашечкой кофе и слушал два отделения, а потом высказал мне оценки, столь же приятные, сколь и незаслуженные. Внуки, конечно, не смогли быть…
Дочка привезла мне из Норвегии свитер грубой вязки. Это необыкновенная вещь. В нем не жаришься и не мерзнёшь, всегда в самый раз. Не вылезаю из свитера. Погода как раз для такой обновы. Тем временем февраль, в котором не хватает пары дней, быстро подворачивается и заканчивается, уступая место такому обещающему времени...
У нас вышла долгожданная статья в журнале Frontiers in Virology. Не сказать, чтобы мы с ребятами особенно бились над ней. Она довольно легко писалась и хорошо прошла через горнила рецензирования. Нас даже хвалили… Видно, и февраль на что-то годен.