В ту зиму наш 8А класс поехал на зимние каникулы в Ленинград. Жили мы в общежитии на Васильевском острове, ходили в музеи и театры. Наша классная руководительница Татьяна Львовна Успенская (Ошанина) устраивала обсуждения после спектаклей с режиссерами, главлитами и актерами театров. Давнее время редко оставляет ощутимые воспоминания. Но от Ленинграда остались. Я физически помню лютый холод, от которого плохо спасала тогдашняя одежда, раннее вставание, завтраки в столовой при общаге… ощутимо, до деталей – теплый какао в граненых стаканах.
Наш второшкольный класс был настроен скептически по отношению к государственной идеологии. Мы рассказывали анекдоты про Ленина, перешагнув границы свободомыслия предыдущего поколения. В Исакиевском соборе Мишка Крейнес допытывался у дамы-экскурсовода, почему под куполом висит маятник, а не голубь. Она мялась… Ну как же, не отставал Мишка, голубь был важной деталью исторического интерьера… В Эрмитаже он подметил забавную ленинградскую спесь: «Смотрите, смотрите, таких картин в вашей столице нашей родины – нет». Мишка был удивительный мальчик, которого все воспринимали, как взрослого, а не подростка. Он показывал машинам, гудевшим на переходе: объезжать надо. И они объезжали…
Мы восхищались смелостью спектакля в театре Товстонгова. Что это было? «Карьера Артуро Уи»? Или БДТ не ставил «Карьеру»… не помню точно и не стану искать в интернете. В ТЮЗе посмотрели спектакль, проникнутый революционной романтикой, где роль лейтенанта Шмидта играл молодой Георгий Тараторкин. Потом провели обсуждение, на котором было еще два класса наших ровесников, из разных городов. Все коряво восхищались. Наши молчали – ещё в антракте ребята сошлись на том, что эта постановка просто смешна. Однако, Колька Киреев (по кличке Нос) не выдержал и сказал: «Я не понял этот спектакль». Тараторкин ему ответил: «Мне вас жаль». Так случайно совпало, что я записываю эти строки вскоре после недавней кончины Тараторкина. Здесь следовало бы выразить долженствующие мысли о его величии как мастера сцены, но мой дневник частный, и без этого можно обойтись.
У меня была с собой семиструнная гитара. В один из вечеров в нашу комнату зашли два незнакомых парня, один наш ровесник, другой казался взрослым мужиком… ему могло быть лет 17, но держался степенно и говорил мало. Пацан попросил гитару. Я сказал – возьми. Не скрою, мы были напряжены – у них был типаж хулиганов, которые приходили постоять у нашей интеллигентской школы – стрельнуть 15 копеек, задеть какого-нибудь очкарика. Но эти ребята зашли просто на звук «хода в ре-миноре», на людей посмотреть и себя показать. Пацан стал бить на гитаре ход «восьмеркой» и петь сильным голосом удивительные песни. Запомнил две, «Девчонка Людка» (про любовь, конечно) и мрачную песню про будущее, когда людей будут производить машины. Это было наивно и искренне… народная музыка, фолк, в смысле. Как жаль, что у нас не было своего Ломакса и Библиотеки конгресса…
Теперь не будет мучительных родов
Нажал на кнопку – и человек готов
Потом он попросил меня что-нибудь спеть. Я стал ковырять цыганочку, переборами, как меня научили отец и дядя. Что-то пел, но до экспрессии моего нового знакомого мне было, как до Луны.
«Знаешь», - сказал пацан, когда я закончил – «Играешь ты, конечно, хитро… но поёшь хуевато».
«А ты поешь здорово. Но на гитаре надо подучиться».
И тут впервые подал голос второй: «Вы Сипатого знаете?»
«Нет, не знаем…»
«Хех, Сипатого не знают» - тут он впервые за весь вечер повернул голову к пацану и вроде как улыбнулся.
Это была замечательная поездка в Ленинград.