Путешествие по Центральной России

Летом 2004-го мне довелось поездить: 20-22 июля видел Орловскую, Курскую и Белгородскую области, а 16 – 18 августа - Воронежскую и Липецкую. Поездки были не туристические, а, что называется, по казенной надобности. Вместе с одним академическим институтом мы делаем сельскохозяйственный проект по сахарной свекле. Наше дело – вирусные болезни. И вот наступило время обследовать поля в основных свеклосеющих районах. Едем в Центральное Черноземье. Это знакомая мне работа, я ею занимался в Эфиопии 20 лет назад, а теперь, за книжками и в лаборатории, вполне от неё отвык. Ну, авось руки вспомнят.

Орёл

Оформление бумаг в институте, несмотря на принципиальную неформальность (все свои), есть некая сакральная процедура. Бумага с печатями: такие-то, сотрудник и водитель выполняют… в рамках государственной программы… Командировочные предписания, в которые надо проставить печати и подписи во всех учреждениях на пути следования. Что ж, парадигма отечественного путешествия - чеховский рассказ о чиновниках, покусанных собакой. Губернское общество, сделав подписку, отправляет их прививаться от бешенства в Париж, к Пастеру. Они выходят на следующей станции, принимают в утешение, обнимаются, плачут (чего-де, поедем мы к «пастору»), пропивают деньги и через три дня возвращаются домой.

В 7 утра выезжаем на институтской черной «Волге» со странным пропуском на инаугурацию Президента РФ. Это талисман, из тех, что тем более действены, чем более занятны и бессмысленны. Как-то в эфиопской глубинке у шлагбаума, перегораживавшего въезд в какую-то деревню, наш «Уазик» остановили трое селян. У одного на руках был автомат Калашникова, у второго копье, а у третьего дубина, утыканная медными гвощдями. Они спросили «уракат», то есть «бумагу», подорожную. И таковая, на амхарском языке, на бланке «Амбо мыр-мыр ырша» (научная станция в Амбо), с красивой синей печатью, была им дана. Они её повертели, вернули, кивнули, и мы поехали дальше. Но я отвлекаюсь. Берем налево на кольцевую, направо на Симферопольское шоссе. Грудь наполняет предчувствие путешествия, столь знакомое по Африке. Но вокруг другая огромная страна, не стесненная горами, и хотя видишь не более окоема, верится, что она «бескрайняя», как написано в учебнике. По дороге скоро за Москвой всё не московское, и скоро уже и не подмосковное. Падают цены на бензин, возникает ощутимо иное движение, машины, лица. Медленно идущие отечественные машины, вплоть до ноздрятых «Запорожцев», тощие загорелые гаишники. Иногда в заднем зеркале мелькнет иномарка, чиркнет о боковое зрение, исчезнет впереди. Её как бы и нет в природе. Мы, со своими 100-110 км/ч, посередине движения. Не верхушки колпака Фортуны, но и не подошвы её башмаков. Мы с водителем Игорем травим анекдоты, обсуждаем политику и войну, в осторожной русской манере выясняем мнения. Оба, кажется, остаемся довольны. Можно ехать вместе. Проехали Тулу, бодро перебили границу с Орловской областью, остановились у зеленой полосы. Не стоило только глушить двигатель – завести «Волгу» не удается! Звоню в Орел, предупреждаю о задержке. Через положенное время, когда движок остывает, заводимся и едем дальше. Забегая вперед, скажу, что, кроме мелкого ремонта в Орле и загадочного закипания движка в Белгороде, «Волга» с пробегом в 14 тысяч километров показывает себя хорошо.

В Орле находим улицу Андреева, 8. Я поднимаюсь на второй этаж опытной станции и знакомлюсь с начальником фитосанитарного отдела опытной станции (ОС) Игорем Павловичем. Это высокий бородатый мужик лет сорока пяти. До меня ему дела большого нет, но мы ведем неторопливую подготовительную беседу про свеклу, посевы которой, как выясняется, сокращаются год от года из-за хищнической политики сахарных заводов. Свеклу возят на завод в Измалково Липецкой области, где приемщики поприличнее. А так-то свекла становится культурой севооборота, без большого коммерческого смысла. Про вирусы здесь ничего не слыхали, основные проблемы составляют, кроме московских инвесторов, долгоносик и сорняки. Пока готовится наша ездка на поля, обедаю вдвоем с Игорем в гостинице «Русь». Из окон виден бывший обком партии, ныне администрация области (фото №1, снятое, правда, в 7 утра на следующий день). Игорь едет в автосервис, я, на станционном «Уазике», на поля. Меня сопровождают две дамы, по дороге болтаем о том о сём. Смотрим поле свеклы, еще одно, еще… собираю образцы, фотографирую, но по моей части здесь немного симптомов. За пару часов работа закончена.

Я прошу показать мне два места в Орле, и мои спутники любезно соглашаются. Мама наказала мне посмотреть экспозицию книг и писем моего дедушки, Федора Георгиевича Каманина, в Орловском литературном музее, с директором которого она состояла когда-то в переписке. А в 37-м дедушка сидел в Орловском централе. Начинаем осмотр с тюрьмы. Как у настоящего ада, у неё невзрачный въезд. Гораздо большее впечатление осталось от задворок, там небольшой парк, куда меня отвезли, чтобы показать мемориал памяти погибших в Великую отечественную войну. Говорят, в братских могилах лежат кости и солдат, и репрессированных. Жены и матери заключенных приходят сюда на свидания, кричат своим через забор, те отвечают (все окна в тюрьме настежь). Жители окрестных пятиэтажек не знают покоя ни днём, ни ночью. Правда, только в теплое время года. Литературный музей, который правильнее называть «Музеем писателей-орловцев» (в городе есть еще и отдельные музеи Тургенева, Фета, Лескова) находится в прелестном и запущенном особнячке, принадлежавшем некогда родственникам Фета, на тихой старой улице. Ворота заперты, но когда я прохожу через открытую дверь соседнего дома, в котором идет ремонт, во дворике вижу приятную даму чуть моложе средних лет, которая оказывается заведующей музеем. Увы, в нём прорвало трубы и идет неспешный ремонт. Однако, мне везет. Узнав, что я внук Федора Георгиевича, заведующая показывает мне музей. Это любезно, трогательно и интересно, хотя экспозиции наполовину спрятаны. Как говорит она, на реставрацию одного лишь пострадавшего стола с инкрустациями (действительно, феноменального) нужно 100,000 рублей, денег мало, и вообще судьба музея неясна. Я благодарю её, а потом, у гостиницы, прощаюсь со своими орловскими спутницами.

Вечером мы с Игорем идем в городской парк, где предаемся нехитрым утехам командировочных: смотрим на девиц, пьем пиво, играем на бильярде. Утром долго ищем его паспорт. Он находится в машине, куда я его запихнул после каких-то неясных расчетов за отель. В 7:30 выезжаем из Орла. На окраине видим автобусы с паломниками, идущего вдоль них озабоченного батюшку.

Сахарная свёкла

Ворота

Задворки Централа

Орёл, 7 утра. Вид на обком

Курская область

Курск готовится к 250-летнему юбидею Серафима Саровского. Довольно странное «житийное» мероприятие, но как бы то ни было, город закрыт, и машины идут по объездной. Про юбилей мы знали еще в Москве, и в Минсельхозе нам дали координаты двух районных пунтков прогноза в Курской области – в Медвенке и Обояни. По дороге, в которую я настолько втянулся, что восприятие почти не отмечает течения времени, вижу указатель на Курчатов, до которого 30 км. Курчатов! Здесь же служит о. Георгий, Юра Нейфах, которого я хорошо знал. Выпускник нашей кафедры, остроумный, едкий, пьющий, он устраивал в лаборатории гонки бактериофагов в капиллярах, а на Белом море придумал гениальный способ каканья с вершин деревьев, чтобы комары не кусали. Менее всего можно было предвидеть вторую часть его жизни, когда он стал священником и уехал служить в деревню Быки Курской области, а потом в Курчатов («атомная станция, и молитва нужна»). Об этой «второй части» я узнал подробно, когда мы в 91-м случайно встретились в метро и проговорили часа полтора. Он рассказывал, что собирает средства на строительство храма в Курчатове. Меня поразили его простые слова (вполне в духе прежнего Нейфаха) о том, как он получил отказ у Святослава Федорова: «ну, мало ли к нему попов ходит». Звал приехать, я записал адрес, но так и не собрался. Очередная история о неправильном выборе жизненного пути. Потом я видел его в МГУ, он приезжал на встречу выпускников. Потом я узнал, что у него рак и что он отказался от операции. Я позвонил в Курчатов. «Приезжай», - сказал он - «а то так и не повидаемся». «Ты не лечишься?» «Это медленная форма рачка, оно ни к чему». Прошло года два с того разговора, и я ничего о нём не слышал за это время.

И вот я в 20 минутах езды от Курчатова. Его городской телефон не отвечал, когда я звонил с дороги. Жив ли? Мы свернули налево и вскоре остановились у поста ГАИ - я заметил идущего по дороге незнакомого батюшку, словно нарочно встреченного, и решил спросить про о. Георгия… «Я его видел на собрании недавно», - был ответ – «Вроде был ничего. Но его сейчас дома нет, у них послушание, все уехали в Курск встречать паломников. А у вас нет номера его мобильного телефона?» У меня не было. Да и что скажешь по мобильному, когда он где-то занят в Курске, на службе, возможно, а я проезжаю мимо по своим делам? Я только лишь почувствовал облегчение, что он жив.

В Медвенке (наверное, ударение следует на первом слоге) мы с трудом отыскали здание районной администрации. Дорога на ближайшее свекольное поле была на редкость гладкая и приятная глазу. И снова никаких вирусных опустошений. Я смотрел на широкие глянцевые литья, но забывал представить себя, как было в детстве, крохотным человеком-муравьем. Я уже совсем другой человек, и голова занята другим. Чувствую некоторое разочарование вместе с радостью за сельхозпроизводителя. Доставив провожатого обратно, едем в Обоянь, старый русский купеческий город, стоящей на одноименной реке. Когда-то судоходная, она обмелела, обсыпалась рогозником и камышом. Подъезжая, видим пляжи, машины, множество купальщиков – и это в будничный день; впрочем, лето было дождливым, так что каждый солнечный день дорог. Обоянь – прелестный город, где до сих пор стоят жилые дома, которым по 200 с лишним лет, лабазы, ворота. Здесь есть свой рельеф, своя физиономия. Вместе с сотрудницей пункта прогноза, милую спокойную женщину средних лет, едем на поля. Имя её не то сразу выскакивает из головы, не то она и не представляется с самого начала, а я не переспрашиваю. Вообще в провинции как-то не принято называть свое имя-отчество, пока не спросят. Она рассказывает про Обоянь, про свеклу, про серого долгоносика, погубившего большие площади год назад, и почти не видного в году нынешнем из-за холодной затяжной весны. Фотографирую, собираю образцы. «Волга» смело берет засохшие гряды, следы тракторной езды во время недавних дождей, и вот мы уже выбираемся на асфальт, снова проезжаем Обоянь, где прощаемся с нашей спутницей. Время полдень, впереди Белгород.

Сахарная свёкла в Медвенке. Мы с водителем

Обоянь, ул. Луначарского

Обоянь, дом с воротами

Белгород

Белгород – ultima thule, отсюда граница с Украиной совсем рядом. Пройденные 700 км не проходят бесследно. Здесь все воспринимается чуть не так, иначе, иной говор у людей, другие растения. Находим не без труда опытную станцию на ул. Менделеева – двухэтажный дом, скрытый в розовых мальвах и вьюнке. Начальница, Валентина Ивановна, удивлена и почти раздосадована. Нас ждали завтра – оказывается, из министерства забыли предупредить, что мы приезжаем на день раньше (это всё из-за пропущенного Курска). Как же быть? Уже 3 часа, когда же мы будем смотреть поля? Там уж все разъехались, на местах. А достопримечательности Белгорода? А как же с обедом? Как-то договариваемся. Игорь остается едет в гостинице «Южная». Меня везут на поля на станционной «Ниве». До этого по телефону даются инструкции водителю «залить литров 15», из чего я заключаю о стесненных обстоятельствах и предлагаю заправиться за наш счёт. Это правильное предложение. Мы знакомимся с милейшей Валентиной Алексеевной из фитосанитарного отдела, которая будет нас водить. По дороге водитель, плотный мужчина с черной бородой и в темных очках, чтобы сделать мне приятное, громко врубает кассету какого-то Володьки, «нашего парня, который раньше был бандитом, а теперь пишет песни и записывается в Ленинграде». Песни Володьки соответствуют резюме его биографии. Это «шансон», со всеми положенными братками, перьями и нарами. Я задаю вежливый вопрос о творческом пути Володьки, но ответ слышно плохо. Мы едет 40 км до большого поселка Шебекино, останавливаемся у какого-то административного дома и берем с собой Леонида Тихоновича, агронома. Как мне уже сказала Валентина Алексеевна, Тихоныч – человек необычайного опыта и знаний. Вскоре оказывается, что так оно и есть. Кроме знаний по растениеводству, Тихоныч исполнен спокойного обаяния. И он, и Валентина Алексеевна – из тех людей, с которыми даже не надо стараться поддерживать беседу – словно ты с ними знаком лет двадцать, всё уже сказано, но и помолчать интересно.

В Шебекинском районе смотрим частный колхоз или «ООО», которым руководит суровая женщина, бывший экономист, которая навела порядок, выгнала алкоголиков, выставила шлагбаумы и охрану с собаками. Рядом Украина, откуда везут контрабанду прямо по проселкам и полям, минуя посты. Кроме того, как и в старые времена, местные и пришлые воруют с полей что ни попадя. Итак, это преуспевающее и некрасивое с виду черноземное хозяйство. Мы смотрим несколько окрестных полей, слушаем пояснения Тихоныча и второго агронома, который здесь работает, после чего идем обедать в колхозную столовую. Валентина Алексеевна, добрая душа, всё не находила себе места: как-де я не пообедал до сих пор. Время уж 5 пополудни, с 7 утра на дороге, есть хочется.И вот мы усаживаемся за длинным столом, застеленном клеёнкой. За соседним столом заканчивают обед механизаторы. Всех приборов – аллюминиевая ложка, с помощью которой употребляется и вкуснейший борщ, и мясо и котлеты с картофельным пюре, и капустный салат с зеленью. А какой серый хлеб собственной выпечки! А компот! Всё от души, своё, свежее, куски огромные, котлеты с ладонь. Не мешают ни близость коровника, ни неизбежные мухи. Благодарим повариху, стеснительную, полную, в марлевой косынке. За обед деньги не берут, только машут руками. Намекнув, что такого хлеба в Москве не достать и неплохо было бы купить хоть буханочку, получаю в подарок четыре. Возвращаемся. Узнаю многое из дорожного разговора. Оказывается, Белгород – интенсивно строящийся город, в который вкладывается много денег, в основном «московских». Один из инвесторов – жена действующего мэра г-на Лужкова (всё время забываю её фамилию). Вкладывают в перерабатывающую промышленность, колбасные заводы и прочее. В городе, где на заправках частники покупают 5-10-15 литров бензина, где у людей нет денег, стали расти цены. Люди недовольны. «Тихоныч», - восклицает Валентина Алексеевна – «Сколько ж лет я тебя знаю!» В её голосе спокойная дружеская радость, частная, но почему-то хорошо мне понятная.

Вечером мы с Игорем гуляем в городском парке, пьем пиво… Это неизбежный конец дня. Вокруг идиотский попсовый шум и стайки подчеркнуто недоступных красавиц, на которых никто не покушается в виду явного недостатка юношей и молодых мужчин.

На следующий день, в четверг, начинаем дорогу домой в рано утром. Останавливаемся несколько раз, покупаем по дороге картошку, яблоки и мёд, обедаем в приличном придорожном ресторане в Тульской области. Приезжаем в пяти. Я успеваю распихать свекольные образцы, отвезти домой вещи и закупки, а вечером попасть в клуб на давно назначенный джем-сейшн. Усталости никакой – следствие путешествия, легкого воздуха и новых впечатлений.

Белгородская область. Водитель, Тихоныч, Валентина

Едем домой

Воронеж

И вот проходят две недели, и мы снова едем обследовать свекольные поля в Воронежской и Липецкой областях. Август уже на самой середине; однако, лето было дождливым, всё еще зелено, и симптомы болезней не должны быть скрыты увяданием. Игорь на «Волге» заезжает за мной рано утром. На сей раз мы втроем – к экспедиции присоединился энтомолог из Новосибирска, доктор наук и зав.лабораторией Виктор Глупов, высокий и плотный человек летами моложе меня. Его задача – собрать живые личинки свекловичного долгоносика. Дорога начинается, а с ней и наше приятельство. На длинных перегонах травим анекдоты и истории, на которые Виктор оказывается неистощим, я же постепенно открываю и выбираю целые пласты, вплоть до анекдотов школьных времен, и всё это имеет успех! Наши взгляды на многие перебранные в разговоре проблемы совпадают. Оказывается, Виктор пишет детские сказки, выпустил две книги, его пьесу поставили в Томском ТЮЗе. Энтомолог в России больше, чем энтомолог. Что же, его сказки очень хороши. Пусть читатель не пеняет мне за пространную цитату:

Мы решаем проскочить до Воронежа, посмотреть местные поля, заночевать там, а потом двигать на Липецк. Так и делаем. «Москва – Воронеж, х.. догонишь», эта старая присказка преследует нас всю дорогу. В дороге грубеешь… Вообще же без присмотра, без начальников, подчиненных, жен, мы дурачимся, как пацаны. В Воронеже находим опытную станцию на ул. Серафимовича, знакомимся с её начальником Петром Стефановичем Бирючинских. Нас немедленно усаживают за стол, сотрудницы Наталья Яковлевна и Нина Васильевна потчуют жареной курицей, салатами, колбасой. Петр Стефанович, движения которого как-то поразительно быстры, ставит бутылку водки, но сам почему-то не пьет. Приходится нам… Мы просим отвезти нас в поля, заводим какие-то фитопатологические разговоры, но куда там! «А как же обед?» - озабоченно спрашивает Петр Стефанович и смотрит на часы. Время около 4 пополудни. Всё-таки едем на натуру. Осмотрев несколько полей, принадлежащих фермерскому хозяйству «Черняки» и ООО «Дружба – 21-й век», не находим ни одного долгоносика и видим лишь малую толику растений с пожелтевшими листьями. Зато знакомимся с интересным человеком, агрономом Александром Никифоровичем, который в прежние времена бывал и председателем колхоза, и парторгом, и членом райкома. Он открывает нам глаза на проблемы отечественного сельского хозяйства. По его словам, с райкомами проще было договориться, чем с нынешними инвесторами «в собачьих цепях и с гайками на пальцах». Слышу то же, что и в Орле – трудно продать, невыгодно выращивать, сахарные заводы ставят невероятные условия. Вирусные болезни кажутся теперь чем-то далеким, как в перевернутом бинокле… «У нас в сухой год, бывает, земля пересыхает, трескается, и мыши залезают в дыры и выгрызают клубни.» Впрочем, реальность угрозы от долгоносика здесь признают все, только год, говорят, для него неблагоприятный.

Сделав дела, устраиваемся на ночлег в престранную гостиницу «Электроника», где номер «люкс» стоит около 900 рублей (в два раза дороже, чем в добротной орловской гостинице) и при этом горячей воды в нём не оказывается. Это островок старого советского сервиса. «А где вода? - Это вы в Москве спросите. При чем тут Москва, не можете сами себе воду починить? – Я только сменилась, не нервируйте меня, по всем вопросам - в нашу дирекцию, улица Мичурина 8». Победа остается за хозяевами поля. При мне остается комплекс вины.

Вечером гуляем в городском саду, на огороженном пятачке с пивными кранами, куда вход платный. Охраняют его две бабушки. Для всей местной пришпаненной молодежи дело чести – пройти «так». Плата взимается, очевидно, за музыку – тут же эстрада, на которой под фонограмму работает спивающийся человек лет 40, когда-то явно не без голоса и других певческих задатков. «Yesterday» в его исполнении фальшив, но совсем не трогателен. Потом уже идёт чистая русская попса, выходят еще какие-то певцы и певицы, видно, это определённый круг, своё общество. Мы пьем пиво, едим шашлыки, рассказываем истории. Наш водитель пытается познакомиться с какими-то воронежскими дамочками. Утром выясняется, что не без успеха.

Утром, побрившись с холодной водой, вовремя и без потерь выезжаем в Липецк.

Воронежская опытная станция. Виктор и я (сзади Мичурин)

Поиск свекольного долгоносика

Ленин в Воронежской области

Липецк

По трассе движемся следом за «спонсором» (так у шоферов называется идущая с превышением скорости машина, которая собирает все гаишные засады). Спонсоры меняются. Вот нас обгоняет голубая «десятка» с залихватской надписью по борту: «Володька». Её тормозят впереди, она снова обгоняет – и так раз и другой. «Ну, чего, опять Володька там застрял?» Но вот и Липецк. Улица Опытная находится рядом с тем местом, где мы въехали в город, но мы её проскакиваем по некоторой рассеянности, а потом еще и долго ищем. Начальник опытной станции Владимир Тимофеевич Тишкин не усаживает нас стол, уставленный яствами и напитками, но принимает в кабинете и внимательно расспрашивает о перспективах и тенденциях применения трансгенных организмов в сельхозпрактике. Это небольшого роста плотный человек с волосами зачесанными как-то по-детски, чёлкой; взгляд его еле уловимо направлен вверх и чуть в сторону. На столе лежит книга о Липецкой станции, напечатанная на мелованной бумаге, с фотографиями всех сотрудников, бывших и нынешних. На первой странице – колосящиеся поля. На второй – поясной портрет Владимира Тимофеевича. Он мечтательно смотрит вверх и чуть в сторону.

Окончив разговор, мы выезжаем на поля вместе с заведующей фитосанитарным отделом Любовью Михайловной Попруго, худенькой, милой и очень смешливой женщиной средних лет. Осмотрев несколько полей совхоза «Петровский», ООО «Новая деревня» и «Май», находим двух долгоносиков и несколько пожелтевших свёкол. Фотографирую симптомы и собираю листья в почтовые концерты. И вот уж рабочий день закончен, мы едем в гостиницу «Липецк». О, с этим местом связаны яркие воспоминания! Я жил здесь во время липецких блюзовых гастролей в 2000 и 2002 году. Такой беспощадной пьянки в моей жизни уже никогда не будет. Даже сумку тогда украли в гостинице, как полагается.

Здесь, в Липецке, у меня добрый приятель, Роман Застрожин, он занимается компьютерными сетями, и еще любит блюз и в нём разбирается. Мы договариваемся о встрече, и вскоре нас забирают в ресторан «У Павла», имеющий итальянское направление. Тут случается вечер совершенно удачный, из тех, что выпадают редко. Нас трое – и трое липечан, Рома и симпатичная семейная пара, где тон задает красавица Лена. Если бы словосочетание «новые русские» вернуло бы свой исходный позитивный смысл, то Лена была бы идеальным портретом «новой русской», уверенной в себе, светской, обаятельной, деловой (в беседе выясняется, что она занимается сельхозным бизнесом и, в частности, сахарной свеклой!). Её супруг помалкивает, а впрочем, глядит умно и в компании оказывается славным малым. В соседнем зале играют на акустических гитарах. Слышны отважные обработки песен Битлз, Хосе Фелисиано, Альбениса и т.д. После переговоров нам приносят гитару… И пошло поехало. Мы пьем Кьянти, играем блюзы (я на гитаре, Рома – на гармонике, потом к нам присоединяется еще один молодой гитарист). Я в ударе, мне хорошо… В какой-то момент мы с Виктором выпиваем по две рюмки водки. Около часа ночи переезжаем, холостой компанией, в баню при гостинице «Липецк», паримся, пьем пиво и ведем неспешные разговоры.

Наутро я просыпаюсь здоровым и голодным. Мы медленно завтракаем, собираемся. Наша «Волга» делает несколько неверных заходов, прежде чем берет правильное направление на Задонск. Мы едем в монастырь Тихона Задонского, про который нам рассказывали в Липецке. И вот встречаются российские дорожные чудеса: трехколесная самоделка на базе мотоцикла, уазик с задней дверью, пробитой огнестрельной очередью (дырки уже заржавели, т.е. ездят так, по-военному, уже не первую неделю). По дороге во множестве продавцы овощей и меда, и мы с Игорем снова закупаем полный багажник. Наконец, подъезжаем к женскому монастырю. Обгоняем стадо коров, которое молодые послушницы гонят в пыли, посвистывая и покрикивая без всякой насупленности. В монастыре идет большая стройка и ремонт, он сейчас оживает, приезжают туристы и паломники. В будничный день, а это был четверг, народу было немало, а как же в выходные и на праздники? Ощущается некоторая усталость насельниц от бесконечной и беспокойной череды лиц… Строгая матушка, проходя мимо, безо всяких церемоний указала: туда не ходить, здесь снимать нельзя, и равнодушно пошла дальше. Через час приедут еще автобусы и машины, и всё сначала. Мы втроем отправились к святому источнику. У входа в купальню – очередь, заходят группами мужчины или женщины. Нам повезло, перед нами никого, а за нами смыкается толпа. Несколько женщин в платках, серьезные, просят пропустить их: «нам на послушание еще сегодня…» Пропускают, конечно. Наконец, наш черед. В предбаннике деревянный пол, иконки, крючки для одежды. Раздеваемся и идем в купальню, всю выложенную плиткой. Лестницы с железными поручнями ведут в бассейн и из него. Родниковая вода холодна, прямо выдох застывает, но выхожу с коротким ощущением счастья. Одеваемся прямо на мокрое, вытираться нечем, но на улице жарко, суета, внимание отвлекается на прохожих и ощущение чистоты и влажного холода быстро исчезает.

Едем в Москву. С Виктором мы теперь приятели, переписываемся по сети. Он звал на юбилей института в Новосибирск, я, конечно, не смог собраться. Потом, правда, выясняется, что и он сам пропустил этот юбилей – поехал в экспедицию в Монголию и застрял там на несколько дней. Ну, да Бог даст, еще увидимся.

(запись 17 января 2005)

Самодвижущаяся повозка

Простреленный фургон

Липецкий блюз

Рома с губной гармоникой (фото В. Глупова)

Елена с мужем (фото В. Глупова)

Монастырь св.Тихона. После купальни