Что-то, я смотрю, мои последние записи в дневнике грустны. Как бы не потерять обоих читателей… Пора рассказать про чудесную поездку. Я всё время передвигаюсь по городу и за его пределами на машине. Но вот настало время делать очередной сервис, менять масло и прочие твердые и жидкие запчасти. Загодя заехал в дикий автосервис на проспекте Вернадского, где среди покосившихся советских гаражей и асфальтовых горок трудится мастер Сергей Войтенко. У него замечательное чутье и знание машин. В каком-то американском рассказе такой гениальный автослесарь сравнивался с конезаводчиком, у которого «особых нюх на лошадей». Мне это было нужно, чтобы найти возможные дефекты и предъявить их «официалам» по гарантии. Сергей нашел течь масла по задней стенке двигателя и прохудившиеся пыльники шрусов (шарниров, стало быть, угловых скоростей). Я стал звонить в автосервис на Нахимовском, что в двух шагах от моего дома, но там никто не брал трубку, хотя нежный вступительный голос сообщал, что «ваш звонок очень важен для нас». Наверное, не так важен. Я позвонил на мобильный мастеру Алексею. Он сообщил мне, что весь состав уволился. Вместе с длинными гудками, мне это показалось недобрым знаком. Тогда я поехал в некий автосервис на Варшавке, рекомендованный друзьями. В машине уже лежали пыльники, закупленные в полуподвальном магазине на улице Орджоникидзе, где стояла видимая пыль и два таджика мели пол, готовясь к заливке цементной стяжки. На Варшавском шоссе теперь всё по-другому, заезды налево от центра делаются через улицы-дублеры. Я легко сориентировался по зарисованным с карты Москвы маячкам (езжу по старинке, без навигаторов и гаджетов), развернулся на мосту и повернул на 1-й Дорожный проезд. Это серая промзона, не созданная для счастья, но во мне возникло чувство ожидания приключения. Дальше я заблудился. Пришлось звонить мастеру, который представился как Че Гевара. Он объяснил, куда завернуть. Я объяснил человеку у шлагбаума, к кому приехал, и немедленно получил талончик.
Внутри ангара мне понравилось. Стену офиса украшал флаг с портретом Комманданте. Рингтон на местном телефоне воспроизводил одну из песен Виктора Хары. У меня приняли в работу мой Сангйонг, и я под моросящим дождём зашагал к станции метро Южная. Её название, в предложенных обстоятельствах и погоде, звучало слегка издевательски. Как всегда, первые минуты «без машины» дарят новые ощущения, из которых главное – ты что-то забыл одеть или что-то вообще забыл. Похудевшая связка ключей в кармане, исчезающе легкая, подчеркивала это впечатление. Я прошел с километр и спустился в метро. Дальше был приятный момент прохода через турникет. Я в первый раз в жизни приложил к желтому кругу пенсионную карточку и попал внутрь. В вагоне метро ехали интересные люди, которые привычно и умело не смотрели друг на друга, изучая гаджеты или темные окна несущегося вагона. Доехал до Нахимовского проспекта, вышел из подземки на остановку троллейбуса. Однако троллейбус только что уехал, и слава Богу. Потому что вскоре из-за поворота показалась 751-я маршрутка до площади Индиры Ганди. Как удачно! Я протянул 500 рублей водителю-азербайджанцу (его происхождение выдавала аккуратная стрижка и австро-венгерские усы, как на иллюстрациях Йозефа Лады к «Швейку»). Не прекращая движения, он выдал мне 470 р сдачи – пятидесятками и горкой мелочи. Ехать было замечательно. Из всех средств передвижения в Великом городе (определение радиоведущего С. Доренко), маршрутки лучше всех протыкают пробки. При этом наш водитель соблюдал правила и «понятия» вместе. Единственной досадой были чужие телефонные переговоры и музыка, отчетливо доносившаяся из наушников соседа, стриженого высокого парня, который держал между коленей бухту усиленного кабеля для Интернета. Может быть, в его ушах музыка из айфона звучала приемлемо (иначе как бы он её терпел), но высокие частоты, доставшиеся мне и другим пассажирам, немного раздражали. Никто не делал ему замечаний. Время замечаний закончилось где-то в девяностые. Он слушал русский рэп. Некоторые фразы можно было разобрать. Мне они напомнили Майка.
«Я поставил на двойку, но выпал зеро, и вот самоубийца берётся за перо, и пишет…» Наверное, Майк Науменко – родоначальник большего массива музыки, чем принято думать. Как странно, ведь многие его вещи – неприкрытые переложения «Роллинг Стоунз» и Дилана. При этом в них явственно великое «своё», и их влияние куда больше, чем у многих оригинальных песен русского рока. Дело вкуса, наверное. Мне Галич и Анчаров гораздо интереснее, чем Высоцкий, которого теперь непременно называют по имени, отчеству и фамилии. Как Пушкина…
До метро «Университет» из маршрутки вышли все красивые девушки, кроме одной. Всё смолкло. Я попросил остановиться на Менделеевской улице, любезно распрощался с водителем и двинулся на работу.
Это была чудесная поездка. Великий город принял меня снова.
Пока близкое мне лицо находилось в Испании, я решил исправить кое-что в доме. У нас барахлят телеантенны. Скажем, «Россию-2» показывают «со снегом». Я вызвал мастера из первой попавшейся в Интернете фирмы. Пришел совсем молодой человек с рюкзаком, вынул наушники и сказал: «А я вас знаю. Вы играете на гитаре. Видел на канале “Парк Развлечений”». Да, верно, нас записывали – «ЧХ» и саксофониста Борю Никитенко – в клубе «Джаз Таун» года три назад. Забавно. Значит, это до сих пор крутят. Георгий (все специалисты непременно представляются полным именем, Коли и Саши ушли в пошлое) действительно оказался мастером – он быстро перебрал все выходы, выкинул телерозетки и подсоединил антенны напрямую. Мало того, он внятно объяснил причины снегопада именно на «России-2». Но самое удивительное выяснилось потом – оказалось, что этот человек, не старше 24 лет – битломан в самом правильном смысле. Недавно в его жизни случилась радость. Ему привезли из Англии «Abbey Road» на виниле. А ещё Георгий с двумя маленькими детьми, женой и друзьями собираются поехать в Крым в какое-то заветное место. Мне это было приятно слышать. Хипповые люди. Я рассказал, как мы слушали «Abbey Road» на пленке «Тип-10» всю ночь на школьном выпускном. Класс собрался у нас дома на Ломоносовком. Других записей не было… нет, под утро поставили какую-то латиноамериканскую запись из папиного шкафа… помню, на картоне аккуратным почерком моего отца было написано: «Самба. Сами ходят бедра». На рассвете моя мама обнаружила на балконе двух очкариков, которые играли в шахматы. В общем, самое начало 70-х, чего вы хотите.
В Москву приехали мои друзья. Они живут в городе Пушкин под Ленинградом. Недавно переехали из Магадана. Мы встретились, я получил подарки ко дню рождения. Там было видео – Эрик Клэптон и новоорлеанский бэнд Винтона Марсалиса, концерт 2011 года в Линкольн-центре. Мы сидели с Валерой и Наташей, смотрели и обсуждали музыку, как в старые времена. А когда они кончались, эти времена? Валера, с его всегдашней музыкальной точностью, сказал – ну вот, такая «Лайла» в исполнении креольского похоронного оркестра. Прелесть, а не замечание. Музыкальная мудрость и остроумие, которые видел у тинейджеров 70-х – Бори Баркаса, Саши Лермана, Сережи Старостина, Вадика Голутвина, Паши Столыпина… Вообще это дивная запись. Самое инородное звено здесь, кажется, сам Клэптон. Мне больше нравятся соло на гитаре и банджо Дона Ваппи, постоянного участника джаз-оркестра. Надо любить Эрика, чтобы слушать его пение и гитару в марсалисовском обрамлении. Наверное, так любил свой рэп тот парень из маршрутки… Но, если смотреть под углом любви и симпатии к Клэптону (а это правильный угол), он там здорово выступил. Больше всего на записи понравился «Joe Turner», где оркестранты так тихо и трогательно поют. В машине я слушаю другие подарки, CD текущего года «Roots and Branches» Робина Тровера (первого гитариста Procol Harum) и «People, Hell and Angels» Джимми Хендрикса. И кайф мой велик есмь.
Поехал к Жене Немову чинить акустическую гитару. У нее слишком высоко стоят струны над ладами и колковый механизм износился. Женя, как известно, делает гитары из сигарных коробок. Очень продвинулся в этом деле. Электрический инструмент, который Женя принес на последний чернохлебовский концерт, звучал классно. Не менее хороши – по-своему – его трех- и четыхструнные баритоны. Один из них я получил в дар, что очень ценю, хотя играть на нем пока не научился. Мастерская Немова находится в концертном зале им. Чайковского, где Женя работает постановщиком сцены (так это называется? ну, ставит свет и прочее для концертов). В зале недавно закончился ремонт, полы сияли новым лаком. Мы шли загадочными переходами, миновали ярко освещенную сцену, где какие-то китайцы со скрипками готовились к репетиции (или мне это почудилось). Поднялись на третий этаж по широким каменным ступеням и оказались в маленькой мансарде, окна которой выходили на косые крашеные крыши. Там стояли Женькины станки и висели заготовки. Я оставил там гитару с легким сердцем. А когда забрал её, всё было более чем в порядке.
Мне кажется, или становится легче?