Сказание о Gastwissenschaftler'e

Gastwissenschaftler (нем.) – учёный-гость

Предисловие

В 90-е годы прошлого века, когда отечество наше меняло названия и территориальные очертания, русские ученые (будем использовать этот термин в широком смысле) старались найти работу за границей, а некоторые навсегда там и осели. Причины тому общеизвестны, но повторить их здесь не помешает - время проходит, и всё забывается. Жизнь в Европе и Америке для русских в те времена, пронизанные смелым и обострённым восприятием, казалась интересным приключением, а страны эти – порядочными и чуткими. Исследования в России были затруднены бедностью и деморализацией общества. Хотелось многого достичь и казалось, что это возможно только ТАМ. Само будущее России представлялось скверным - или туманным, по крайней мере. «Отсюда надо валить», «досматривать неохота», «пусть хоть дети поживут, как люди» - подобные фразы не сходили с интеллигентных уст в те времена. И вот одни уехали, другие остались. Произошла ли трагедия? Неизвестно. Трагедии – дело частное, если, конечно, речь не идёт о массовом вынужденном бегстве. Каждый получил своё. Кто-то добился научного признания, спился, разбогател, ушел в религию (ненужное зачеркнуть) у себя дома, кому-то удалось это сделать в Гренландии. У кого-то дети стали немцами и американцами (со всеми их достоинствами), у кого-то остались такими, как их родители (с полным набором наших недостатков) … Вывеска: Федеральный центр исследований сельского и лесного хозяйства (BBA Braunschweig)

Впрочем, рассказ здесь пойдёт не о русских ученых, постоянно живущих за рубежом (в числе которых есть и мои дорогие друзья). Писать надо о тех, на кого похож сам. О ленивых, сентиментальных и нерешительных, которые съездили – и вернулись. О тех, кто стали Gastwissenschaftler’ами.

С 92 по 93 я прожил в немецком городе Брауншвейге. Работал в Федеральном центре биологических исследований (Biologische Bundesanstalt Für Lands- und Forstwirtschaft), занимаясь изучением вируса желтухи свёклы. Под эту тему, ещё находясь в Москве, я получил стипендию немецкого фонда им. Александра фон Гумбольдта. Стипендиаты – что-то вроде клуба. У них есть определенные привилегии и знаки. «Гумбольдисты» получают особый строгий галстук, «гумбольдистки» - косынку. Кроме галстука, они пользуются «стипендией для взрослых», достаточной для безбедного житья в Германии и свободного научного творчества. Среди них больше всего представителей пассионарных, активных народностей – в 90-е русских и китайцев. Русские гумбольдисты, собравшись, неизменно поднимают первый тост «за дядю Сашу!» Впрочем, как увидит читатель, "гумбольдизм" так же отличается от "гаствизеншафтлерства", как гранфаллон от карасса в книге К. Воннегута.

В Брауншвейге были проблемы с наёмным жильём - здесь большой технический университет, ещё несколько учебных и научных учреждений, так что спрос превышает предложение. Мне сначала пришлось снять комнату в доме бывшей секретарши Института. Каморка под крышей, заставленная чужими вещами, была нехороша, цена слишком высока, а нрав моей хозяйки – сложен. Редко бывает, что в неподходящем для тебя характере удается выделить одну самую раздражающую чёрту. Здесь она имела место. Фрау отличалась невероятно тонким нюхом. Курить в доме было нельзя. Иногда ночью я не выдерживал - бывало, проснёшься с мыслями о родных и Родине, возьмёшь беломорину, высунешься в форточку, только зыбнёшь… бежит! «Алекс, вы опять курили». Все комнаты в доме, кажется, были сданы каким-то студентам и служащим. Я и моя 14-летняя дочка, приехавшая меня ненадолго навестить, должны были ходить из мансарды в гостевой туалет на первый этаж. Иногда утром перед нами там успевал побывать бородатый и немилосердно вонючий сосед-немец. Это было ужасно.

Слово сказано

Такое существование продолжалось, пока мудрый коллега из Института, Вольфганг Бургермейстер, не посоветовал дать Вольфганг Бургермейстер, с которого всё и началось объявление в Braunschweiger Zeitung о том, что-де ученый из России ищет жилье. «Шансов маловато», - сказал Вольфганг – «Но почему не попробовать». И он написал немецкий текст объявления, с которого и начинается эта история… Что-то вроде: «Ein Russische GASTWISSENSCHAFTLER und Doktor sucht einen wohnung…» (извините за грамматику; впрочем, ключевое слово выделено). На следующий день последовал шквал звонков. Сочетание «русского», «ученого гостя» и «доктора» загадочным образом сработало. Предлагали всё, от роскошного 5-комнатного бунгало с садом - до приличного места под Брайншвейгским мостом… Перефразируя Гильденстерна из шекспировской пьесы, русский учёный-гость не является ни верхушкой колпака Фортуны, ни подошвой её сапога. Я выбрал две смежные комнатки с кухней и ванной в домике недалеко от института. Комнаты сдавал Херр Вебель, бывший танкист корпуса Роммеля и полицейский на пенсии. Когда мы с Вольфгангом пришли к нему знакомиться, он шумно водил нас по дому, садику и своему «киоску» (лавочке с отдельным входом). Энергия его выплескивалась, как горячее молоко на плиту. Казалось, в этом 70-летнем старике всего было в избытке, кроме рефлексии. Он показал нам старые фотографии, на которых одни молодые ребята, в чёрных мундирах и пилотках, стояли, а другие, в белых рубашках, сидя ощипывали курицу. Снимок был сделан в Белоруссии. «Рlennye!» - сказал Херр Вебель – «Я же был в России!» Через минуту он подошел к креслу, где покоились пяльцы с неоконченной вышивкой его жены… «Вот и всё, что от неё осталось…» Позже оказалось, что Херр Вебель – активный противник фашизма и ксенофобии, мы его видели по телевизору говорящим речь на митинге против дискриминации турок…

Впрочем, отсюда и до конца я не стану отвлекаться от главного. От понятия Гаствизеншафтлер, родившегося в ходе немецкой жизни. В Брауншвейг, где я обосновался надолго, приезжали наши ребята из МГУ – поработать месяц-другой. Первым стал появляться Сергей Морозов. Обладая развитым воображением, он оценил мои рассказы о поисках жилья и о «Russische Gastwissenschaftler’е». Морозов жил в отеле Jagerhoff неподалеку от моего жилища. По утрам мы вместе двигались в сторону Института. Я вихлял на велосипеде, он быстро шёл рядом. Обычно навстречу нам шёл местный человек, который аккуратно переносил с тропы виноградных улиток. Нормальные немцы смотрели на нас, как на городских сумасшедших. И были совершенно правы. По выходным мы с Морозовым сидели в парке на скамейке, смотрели на уточек и пили вино. И вот в философских беседах и родилась идея табели о рангах, этики и образа жизни русского ученого в Германии. Как настоящим экстатическим визионерам, было нам видение – и мы узрели, словно Дионисий Ареопагит иерархию ангельскую, картину Гаствизеншафтлерства. Вот она.

Dr. Agranovsky среди старых вещей, выставленных на улицу немецкого города. Гаствизеншафтлер существует в Германии, не заносясь и не смущаясь.

- Besucher

(«Безухер», вольноопределяющийся; отсюда возможен подъем по служебной лестнице, или падение до Унтербезухера)

- Gastwissenschaftler

(«Гаствизеншафтлер», это и звание, и понятие; так слово «солдат» означает и «рядовой», и «воин», и в этом смысле приложимо ко всем чинам, вплоть до генералов)

- Obergastwissenschaftler

(«Старший Гаствизеншафтлер», звание даётся за заслуги и выслугу лет)

- Volksgastwissenschaftler

(«Народный Гаствизеншафтлер», тж. Volkswissenschaftler «народный учёный»)

- Wissenschaftsgruppenfürer

(«Визеншафтсгруппенфюрер», буквально «вождь научной группы»; но это гораздо более емкое понятие)

Besucher

В Институте висела строгая металлическая табличка: «Besucher! Bitte Am Sekretariat Melden.» («Посетитель! Пожалуйста, сначала зайдите в секретариат.») Порядок есть порядок, нечего ходить по коридорам и искать какого-то Херра (или Фрау) – для этого есть специальная служба.

Итак, первым в иерархии российских ученых в Германии стоит Besucher, посетитель, человек, который первый раз приехал и ничего не понимает. Особено ярко это проявляется даже не в лаборатории, а в условиях городского движения. Безухер стоит перед зеленым светофором и бежит на красный, но в целом ведёт себя непоследовательно. Особенно двусмысленно его поведение в ситуации, когда машины, проезжающие на стрелку направо, пропускают пешеходов на «зебре» (это закон!) Он боится, что его снесут, как в Москве. Безухер спрашивает дорогу по-английски у старушек с фиолетовыми буклями, получая в ответ лишь удивлённое: «Ups!» Если бы не новые политкорректные нравы, городские мальчишки бросались бы в него корками от бананов. На работе от дичится коллег, обижается на немецкие подколы и бестактные вопросы, ходит обедать в дорогую и невкусную институтскую «кантину». Список его недостатков бесконечен. Но правильный Безухер учится и растёт. Неправильный – стоит на месте или опускается. Из «безухерства» есть несколько путей:

(1) вырасти в bona fide Гаствизешафтлера;

(2) оставаться вечным Безухером, вне зависимости от числа поездок в Германию;

(3) скатиться до уровня Untergastwissenschaftler’s (об этом страшно и помыслить; это, например, если учёный потерял паспорт и вообще не доехал дальше Бреста).

Через годы, когда в брайншвейгской лаборатории нас заместили новые приезжающие, понятия Besucher и Gastwissenschaftler всё ещё были в ходу. Фольклор пустил новые побеги. Несомненной удачей я считаю название, присвоенное старенькому «Опелю», на котором наши ребята ездили в конце 90-х – Besucherwagen. Или стильную манеру Безухеров тех лет выставлять дома бутылки из-под выпитого вина на подоконнике – слева направо сообразно снижению свойств. Но это уже были новые поколения и новые моменты просветления.

Gastwissenschaftler

Первыми Гаствизеншафтлерами стали А. Аграновский и С. Морозов. Это история. Может быть, мы были авантюристами, конкистадорами и сами присвоили себе одеяния из пурпура… Не судите нас строго, мы были первыми! Третьим стала Дашенька З., которая за стажировку не допустила ни одного прокола, правильно работала и обаяла весь институт. Порода! По правилам, которые мы придумали и которые сразу приобрели патину старой традиции, два Гаствизешафтлера со стажем могут положить Безухера в гаствизеншафтлерское звание. Я отыскал в немецком Word’e самый страшный готический шрифт и напечатал Дашеньке роскошный чёрный сертификат… Так и повелось.

Каков же правильный Гаствизеншафтлер? Он держится уверенно, но без наглости, на равных общаясь с туземными вождями и опекая слабых – аспирантов, дипломников, безухеров. Он - как исправный шотландский стрелок из романа «Квентин Дорвард» - ест и пьёт, как бойцовый петух, и является слишком высокой мишенью даже для самого господина прево. Питание и питье – отдельные статьи гаствизеншафтлерского стиля и этики. Разумная, изящная экономия есть достоинство Гаствизеншафтлера, приезжающего из страны, где зарплата учёного в 10 раз ниже, чем в Германии. Гаствизеншафтлер покупает огромные отбивные, банки с супом, овощи, фрукты, кофе, пиво и вино в супермаркетах, не гоняясь за престижностью надписи на пластикововых пакетах. Процесс приема пищи называется «биршинничанием» (от нем. Bierschinken, колбасная нарезка к пиву, весомая упаковка которой в ту пору стоила полторы немецких марки). Обед готовится в институтской Cafe Raum – обычно безлюдной комнате отдыха, где есть микроволновка, электрический чайник, холодильник и полный набор кастрюль, тарелок и приборов. Здесь никто не мешает пищеварению пустыми разговорами. То, что принято в Kantine (там вас пытаются развлечь), не принято в Kafe Raum. Более того, здесь можно принимать пищу под музыку Джерри Ли Льюиса или Стравинского.

Гаствизеншафтлер работает с утра и до ночи. Он приходит в лабораторию по субботам и воскресеньям. Он использует все предоставленные ему возможности. Он вольно шутит и много публикуется в рецензируемых журналах. Свободный час он использует для прогулок и обсуждения научных вопросов, прочитанных книг, услышанной музыки. Он принимает приглашения в гости и дружит с достойными немецкими семьями, находя здесь верных и добрых друзей. Он использует все возможности для путешествий по Германии и смежным странам, в поездках посещает конференции или просто утоляет Wanderlust. При этом Гаствизеншафтлер передвигается энергосберегающим образом, используя силы ветра, солнца и воды, дружественные транспортные средства и прочее. Если надо сесть на автобус или поезд, Гаствизеншафтлер всегда платит за билет.

У отеля-ресторана HOF HUECK. Путешествия и впечатления - неотъемлемая часть жизни Гаствизеншафтлера.

Obergastwissenschaftler

После окончания двухлетнего гумбольдтовского срока мне доводилось ещё несколько раз приезжать в Брауншвейг. Иногда я бывал там и вместе с Морозовым, который совершил несчётное множество таких коротких путешествий. Каждый поворот был нам давным давно знаком. Нас встречали, как родных. Наши философические прогулки продолжались. И вот однажды было нам видение… обсудив его, мы пошли в кабинет к директору Института, уважаемому Профессору Касперу. Субординация в Германии чувствуется, и иногда не поймёшь, чего в обществе больше, демократии или чинопочитания. Просто так идти в кабинет к директору нам бы и в голову не пришло. Но у нас было важное дело. Профессор Каспер, добрый и хороший человек.

В кабинете за столом сидела научная элита Института во главе с директором.

«Профессор Каспер!» - обратились мы. - «Сегодня для нас с Сергеем особый день. У нас создалось впечатление, что нам пора присвоить очередные звания».

Элита переглянулась, как это умеет делать только немецкая элита.

«Пора нам стать Обергаствизеншафтлерами».

Профессор Каспер, человек тонкий и опытный (после разделения Германии он 5 лет отсидел в тюрьме в Берлине за антисоветскую пропаганду), поймал шар сразу:

«Выдать вам официальный сертификат?»

Принятые обращения друг к другу Гаствизеншафтлеров разного звания, в какой стране мира (включая родную) они бы не встретились: «Herr Gastwissenschaftler!» и «Herr Obergastwissenschaftler!» (очевидно, варианты: «Frau Gastwissenschaftlerin!» и т.д.) Безухеры не обязаны обращаться к Гаствизершафтлерам каким-то установленным образом. Они ещё не «приняли присяги».

Volksgastwissenschaftler. Wissenschaftsgruppenfürer

Ни один из известных мне учёных не добился этих званий. Мы вычислили их, как астрономы открывают существование невидимых планет по их влиянию на орбиты планет известных. Довольно мало что известно о Volksgastwissenschatler’е (или Volkswissenschaftler’e – здесь сокращение корня «gast» не случайность, а свидетельство почтения – этот ученый уже как бы не «гость»). Теоретически, это звание присваивается после многих поездок, когда любовь немецкого народа к Гаствизеншафтлеру переходит все мыслимые пределы. Не исключается, что это скорее почётное, чем очередное звание, и только отсутствие прецедентов не даёт мне возможности настаивать на такой логичной конструкции, вполне в немецком духе: «Herr Doktor Ivanoff, Obergastwissenschatler u. Volkswissenschaftler».

Несколько сложнее дело обстоит с таким капитальным и загадочным явлением, как Wissenschaftsgruppenfürer.

В 96-м, находясь в очередной поездке, мы проживали с Морозовым в отеле Jagerhoff. Обычно вечером мы ужинали в номере и пили Weinbrand, немецкое бренди 35-градусной крепости. После приема 75 cl на лицо, судьба разводила нас. Я ложился спать, а мой напарник, к тому моменту полностью переходивший на английский язык, спускался в бар, где пил пиво и вёл разговоры с посетителями, причём каждую фразу начинал со слова «But!». В один из таких походов он познакомился с молодым человеком лет 38 по имени Nekermann. Родное семейство, владеющее одноименной системой каталожной торговли, отстранило его от многомилионной материнской груди, но выплачивало ему что-то типа стипендии. Это был один из моментов, который, как увидит читатель, повлиял на наше открытие нового гаствизеншафтлерского звания. Второй момент случился, когда мы ночью возвращались в Jagerhoff из гостеприимного дружественного дома. Мы не столько перепили, сколько переели, еле передвигали ноги и охали на каждом шагу. И вот тогда было нам новое видение…

Итак, Wissenschaftsgruppenfürer – это персона, которая ворочает несметными международными грантами на проведение исследований. В мире немецкой науки он как Вий в мире гномов. Под его началом огромные международные коллективы, в которых не каждый может похвалиться тем, что его хоть раз видел, но все его боготворят. Визеншафтсгруппенфюрер показался бы чудаковатым, кабы не был так монолитен и даже страшен. Он очень толст. Он идёт по Германии медленно, как будто между ног у него висит ведро с водой. У него одышка. В разговоре ни с кем ниже Некерманна не опускается. Всем остальным отвечает: «U-ups», вкладывая в это слово все необходимые оттенки.

О старом служаке-Зуппене

В мире Гаствизеншафтлерства есть не только звания, но и должности. Сказка о службе сложилась сама собой в наших дружеских беседах с Петром Ивановым, в ту пору новоиспеченным Гаствизеншафтлером.

«Как-то приезжает в Швайг старый служака-Гаствизеншафтлер. Седые усы, румянец, выправка хоть куда. Огляделся кругом – падение нравов! Устав не соблюдается. Бледные безухеры в обед бегут вслед за немцем в кантину. Нет, шалишь, сказал Гаствизеншафтлер. Вы нам Журналь де Деба, а я вам – против нашей слаба! И принял на себя исполнение должности Wissenschaftssuppenfurer’a («руководителя научного супа»). Стал супы готовить настоящие, из банок, безухерскую братию кормить. И через месяц уж не то! За большим столом в кофейной комнате расставлены глубокие тарелки, около них улыбаются и стучат ложками посвежевшие крепыши-безухеры. В центре дымится кастрюля, а «наш Зуппен» (как его не без доброй фамильярности называет молодежь) помешивает в ней половником, готовясь разливать отменные порции. И тут Зуппенфюрер зажмурился… то ли луку там многовато было… и слеза скатилась с его седого уса в кастрюлю».

На посту. Улица Брауншвейга под Рождество.