2 августа хоронили Израиля Ефимовича Этермана, двоюродного брата отца по материнской линии, моего лучшего друга, с которым мы понимали друг друга не с полуслова даже, а с воздуха, с паузы. Он заменил мне отца, когда того не стало. Ему было 84 года. Артиллерист Второй мировой, защитник Ленинграда, он воевал на Невской Дубровке, где на один квадратной метр выпало больше железа, чем на Мамаевом Кургане. Потери составляли 95 человек из 100. Он был не только солдат на войне, но отважный и взрывной человек в жизни. В 1945-м, до демобилизации, они стояли под Ленинградом. На улице кто-то из своих ротных окликнул его: "Изя!" На скамейке сидели двое урок. "Изя, иди сюда, мама даст тебе курочки" - сказал один из них, картавя под местечковый выговор. Изя налетел на них, не думая, и ввалил обоим по первое число.
Великолепный рассказчик, дядя никогда не говорил о смерти и ранах, а только о людях, их смешных сторонах, характерных словечках. Такими были все его рассказы и байки. В последнее десятилетие он написал две книги, "Красивый разговор" и "Парад, смирно!", передающие его голос. Я никогда не видел человека такого жизненного опыта, и с таким приложением. Он досконально знал Москву, собирал книги, мог рассказать увлекательную историю каждого старого дома. Многие истории касались не только основателей, генералов, вельмож и балерин, но были его, личные. "Ты говоришь, выступали в клубе "Петрович" на Мясницкой? Дом 24? Так вот, в 40-м году в этом подвале был сборный пункт, оттуда меня забрали в армию."
Дядя был выдающимся адвокатом по уголовным делам, спасшим десятки судеб. Из своей практики он черпал и необыкновенные истории, и беспримесные, искренние уличные и тюремные песни. Всю жизнь их собирал и пел, а ещё романсы, шансонеты начала века, фольклор. Он ярко играл на семиструнке, был первым гитаристом, который поразил моё воображение, крепко и навсегда. Как-то он показывал "блатной перебор", когда тремя пальцами правой руки, сжатыми вместе, идешь по квинтам, с еле уловимым запаздыванием, покуда большой палец ведет басовую линию - "понимаешь, это нельзя выучить, надо почувствовать, иначе никак." Я хотел научиться. Под настроение получалось, но за 30 лет забыл, увы. Чтобы так чувствовать, надо играть всё время. Мне перешла его большая звучная цыганская гитара, сделанная в 27-м году. Надо раскрывать её почаще.
Его хоронили на старом Востряковском кладбище. Почему я не мог перекреститься у его могилы? Почему не могу записать отца и дядю в поминальный список в церкви? Так устроено здесь перед вечной жизнью. Будто мало трудного, что обязательно будет.
Теперь я старший в семье, я с краю. Там трудно стоять, а куда мне до него. Что же, так получилось.
На студии Лёши Денисова записывали на CD старые записи песен дяди Изи. Студия в однокомнатной квартире. Пока Денисов делал запись, я сидел на балконе и качал в коляске его маленького сына. Вот так оно всё и идёт.