Частные впечатления от интронизации

Смотрел интронизацию нового Патриарха. Торжественные богослужения, которые показывают по телевизору, настраивают на почтительный спокойный лад. В них можно разглядеть отвлекающие мгновения («вон Михалков, как же без него», «микрофон-то Сенхайзер», «а Путин без жены пришел»). Всегда неудобно за эти мысли. Они легко уходят, и я сосредотачиваюсь на сути происходящего, внимательно слушаю комментарии. Когда я был мальчиком и рос в антирелигиозной среде, помню, совершенно само собой во мне поселилось представление, что про Бога и церковь нельзя говорить и думать нехорошо. Над этим нельзя смеяться. Не то что Бог по лбу даст, просто «нехорошо». Сейчас редко хожу в храм. Все, что осталось - детское уважение к церкви и убеждение, что в Бога нельзя уверовать без помощи, самостоятельно (предрассудок интеллигентной среды, который мне столько втолковывали умные люди). Богослужение течёт, снова наводит на какие-то смутные, частные мысли. Вот патриарший архидиакон, о. Андрей Мазур, 82-летний старик, ладный, с венчиком седых волос, завивающихся из-под камилавки. Как ловко он ходит, как звучно возглашает. Когда читает Евангелие, снимает камилавку и прижимает её к голове. Это и уважение к раскрытой перед ним Книге, и тайная певческая хитрость – зажать ухо, чтобы точно себя слышать. Он помогал Алексию II с самого начала, с 90-го года (называется ли труд архидиакона «сослужением»?) Наверное, они были приятели, вели беседы о том, о сём. Может быть, о. Андрей вспоминает патриарха и даже горюет о нём (стёрто, по-стариковски, но горюет). Казалось бы, «мелочи архиерейской жизни» бесконечно далеки от нас, телезрителей. Но отчего-то такие сентиментальные, простые мысли не выходят из головы. Мне кажется, что старение и уход этих людей, которых вижу по телевизору на Пасху и Рождество в течение 18 лет, как-то связаны с моими личными утратами.

Мононгахельская кукурузная горькая

У меня несколько добрых друзей. Я их помню, и они меня не забывают, хотя времена интенсивного мальчишеского общения позади. Многие уехали далеко. Да и в России товарищ иногда исчезает из поля зрения на несколько лет, но появляется снова, непременно. Был у нас славный приятельский круг в конце 80-х: Серёга Бек, Юра Каверкин, Олег Углов. В 87-м, когда мы приехали из Эфиопии, я вернулся на старое место в университет. Серёга Бек работал лаборантом в теплице. Это была капитальная, сталинского стиля, одноэтажная постройка с колоннами, от которой отходили рукава застекленных теплиц. Там он и обосновался и устроил что-то вроде клуба. Поставил самовар, вокруг которого вечно собирались (казалось, никуда не уходили) всякие люди. Пили не только чай. Но это было настоящее безумное чаепитие. Как было не подружиться. Есть хорошие, надежные люди, у которых человеческие свойства выражены неярко. Бек совсем не из такой породы – наверное, самый необычный характер из тех, с кем меня сводила жизнь. Конечно, если вспомнить архетипы из "Белого негра" Нормана Мейлера, Серёга Бек - hipster (скорее даже, чем beatnik). Иногда самое главное в характере то, чего в нем нет. У Серёги – конформизма и чувства страха. Любого рода. Он увлекался орхидеями, животными, работал в зоопарке или при зоопарке (вся его трудовая деятельность была «при»). Мог своими руками сделать все, что угодно. Имея уникальную голову и память, никогда не задумывался об учебе в институте. У него был диплом электрика высшей квалификации. Откуда? Купить - не мог, выучиться в ПТУ - тем более. Всё – по-своему. Первый «жизненный» хиппи в моей жизни – Паша Столыпин. Второй – Бек. А третьего нет и не будет. Разговоры с Беком были бесконечными и всеохватными, но склонялись более всего в несерьёзную сторону. Они, как полагалось в те времена, включали литературные аллюзии, цитаты из О.Генри, Гашека, Шекли, неприличные школьные стишки, переделки и тому подобное. Речь его была в стиле конца прошлого века: вместе и вычурной, и естественной. Один раз зимой мы вышли из его дачи, ковыляя похмельем. Пролетела стайка крупных птиц с красивыми хохолками. Серёга заулыбался, его глаза увлажнились. «Ну, свиристели… ну, вылечили…»

Как над Киевским вокзалом 
Пролетал аэроплан
Все е...льники задрали,
А я сп...здил чемодан.

Это из Бека. Мне тоже было, что ему рассказать. В начале 90-х он эмигрировал в Америку со словами «Досматривать неохота». Поселился в Рочестере, штат Нью-Йорк, работал на ремонте кондиционеров и систем отопления. У них с женой родились две дочери. Потом переехали в Майами. Там я его и повидал в 98-м, приехав на какую-то конференцию в Saint Petersburg, FL, до которой мне не было большого дела. Мы проехали на его «Додже» все флоридские острова, до Key West. В день нашего отъезда Серёга, под действием скорого расставания и семейных проблем, начал пить с утра, и к моменту путешествия в аэропорт мне пришлось сесть за руль. «Держись шестого шоссе» - только и сказал Бек. Я нашел дорогу, и за все время пути он проснулся только один раз. Лучше бы он этого не делал. Бек достал из ящичка под сиденьем снаряженный пистолет и сказал, что пристрелит… нет не нас с близким мне лицом, неважно кого. Это уже чересчур личное. Я нашел какие-то правильные слова, чтобы пистолет вернулся на место. Вообще у него дома было много легального оружия, историю и свойства которого он знал досконально. Равно как и мог рассказать всё от альфы до Омахи про любой автомобиль, проезжающий по автостраде. Это, в числе прочего, ему очень нравилось в Америке. Он стал настоящим американским патриотом и консерватором. Голосовал, когда получил гражданство, только за республиканцев. Результаты последних выборов ему страшно не понравились. «Совсем ох.ели, выбрали этого черняку. Надо воевать, чтобы самолеты на дома не падали.» Он называет температуру по Фаренгейту, расстояния в miles, вес в pounds. И остается прежним Серёгой. В Майами он снова чинил кондиционеры на раскалённых чердаках, чистил корпуса яхт от ракушек. Жена (новая) сидела на берегу и перезаряжала баллоны с воздухом. Но это не все, иначе бы я рассказывал про другого человека. Он нашел на побережье корабельный корпус, собрал из него отличную яхту, стал возить русских туристов и просто рыбачить. Потом, во время экономического подъема, взялся за крупные строительные подряды. И вот всё рухнуло, и каков же его комментарий? «Все здоровы, никто не сидит в тюрьме, и ладно.» Насчет тюрьмы всё сложно. В США его периодически запирали по всякой мелочи. Ну просто Ленин… или Швейк. Вот Бека останавливает женщина-полицейский за превышение скорости. «Я ей объясняю, что мы живем на одном острове, наши дети ходят в одну школу. А она восприняла это как угрозы и вызвала подкрепление. В тюрьме очень приколько. Там здоровые такие негры-охранники. Я говорю одному: «Hey buddy». А он отвечает: «I’m not your fucking buddy». Потом за него вносят залог соседи, аргентинские артисты кабаре, и он выходит на свободу. Не хватит сил описать все его приключения. Он разбивается на тяжелом мотоцикле, ему делают сложную операцию, включая пластику, он объявляет себя банкротом (не было страховки, чтобы рассчитаться с госпиталем); едет на болота, его кусает ядовитый флоридский щитомордник, госпиталь, выздоравливает, садится на мопед и снова вылетает из седла. Серёга живет в США словно по своим правилам, хотя досконально знает местное и федеральное законодательство. Я не могу этого понять. Наверное, в данном случае чувство юмора сильнее гражданских и биологических инстинктов.

Как-то раз, и давным-давно, я упомянул при Серёге старого охотника Зеба Стумпа из майн-ридовского «Всадника без головы», который употреблял только «мононгахельскую кукурузную горькую». По всем нормальным законам он должен был забыть. Но вот приходит е-письмо, а в нём фотографии. Серёга в Мононгахеле! Той самой!

Вот какой у меня внимательный и верный друг.

Mama’s Bad Boys

Они играли в Москве, Петербурге и сибирских городах в начале февраля. Группа живет в Амстердаме. Ламар Чейз (Lamar Chase) и Отис Хорнсби (Otis Rahim Hornesby) два здоровенных стареющих негра родом из Калифорнии. Ударник Анатолий Смирнов (Tolik Smirnoff) приехал из Ленинграда. Самая запомнившаяся вещь из их репертуара – «Блюз Один Дома», которую поёт убойным баритоном басист Хорнсби. «Absolutely no one sitting on my furniture. Using my telephone. Smoking my weed. When you know I am in home.» Их диск «Family Business» очень хорош. Он «приглажен» и мало соотносится с живыми выступлениями. Впечатления о концерте клёвые и более сложные: http://www.itogi.ru/arts-concert/2009/7/137475.html.

Авторынок во сне

Мне приснилось, будто я нахожусь на каком-то авторынке. Рядом белые стены станции. Около деревянных навесов-времянок стоят автомобили. На рынке я покупаю подержанную машину и даю задаток. Продавец, лицо которого не отложилось в памяти, пишет расписку или что-то вроде договора. Вот почерк на этой бумаге запомнился прекрасно, как картинка. Рядом стоят еще машины, вплотную. Чтобы подойти к своей тачке, прошу подвинуться одного парня. Он похож на южанина неопределенного типа, худой, небольшого роста, с прямыми отросшими волосами. Он заметно пьян или обдолбан. Смотрит вниз, на свои ботинки. С ним ещё какой-то сновидный приятель, менее определенный, но явно трезвый. В снах всегда есть точно прорисованные лица и детали, и есть «декорации». Я запираю машину и отхожу зачем-то на несколько минут. Возвращаюсь – машины нет. Знакомых людей тоже. Вокруг всё несколько изменилось, появились какие-то тенты, как на продуктовом рынке, и ящики. Я смотрю на рукописные строчки договора: «Выплачивает 35,000 рублей задатка и пользуется машиной в течение недели для обучения. Под обучением понимается…» Дальше не вижу, не помню текста. Ясно, что «обучение» - некая отговорка, чтобы я мог временно пользоваться машиной. «После чего вносит вторую часть суммы в размере 35,000 рублей». Машину угнали, это ясно. Обращаться в ГАИ бесполезно. Я начинаю просыпаться с мыслью: продавец потребует либо вернуть машину, либо выплатить её стоимость. Но я же просыпаюсь и прекрасно это осознаю. Перейдёт ли долг в реальную жизнь, в которой я скоро окажусь? Эта мысль рассеивается, только когда я открываю глаза.